Псалмодия как культура присутствия

Ad libitum

В журнале «Патриархат» №3 (май — июнь 2012) В. Рудейко в статье «Катехизис УГКЦ – сознательный или неосознанный шаг на пути литургической реформы?» затронул вопрос практики семикратной молитвы в нашей Церкви. Как раз в конце статьи автор от теоретических рассуждений о количестве и характере богослужений суточного круга перешел к реалиям, а именно: «богослужения вечерни и утрени, основы ежедневной молитвы Церкви, стали исключительной особенностью праздничных дней», а «пастыри ломают головы – какие еще элементы литургии Иоанна Златоуста можно было бы сократить, чтобы втиснуть эту молитву в час, 45 минут, полчаса».

Для большинства монашеских конгрегаций нашей Церкви (УГКЦ – прим. перев.) семикратная молитва уже давно стала скорее символической, ведь их молитвенное правило ориентируется на «василианский минимум»: полчаса размышления (медитация), полчаса общей молитвы по часослову (преимущественно утреня) и Божественная Литургия (Евхаристия). Молитвенный минимум («три в одном») обычно исполняется примерно за 2 часа. Все прочее остается на совести монашествующих в пространстве ad libitum «личной» молитвы.

Корни этого положения дел можно было бы искать в исторических обстоятельствах, особенно в «латинизации», традиционно происходившей в нашей Церкви под руководством отцов иезуитов. Их устав вообще не предусматривает для монахов общей молитвы по часослову – во времена св. Игнатия Лойолы это было настоящей революцией (закрепленный в уставе ордена Василиан «молитвенный минимум» часто называют «иезуитским»). Но те, кто воспринимает игнацианскую духовность как облегчение монашеской жизни, глубоко заблуждаются.

На самом деле «латинизация» тут не при чем. Правило «три в одном» скорее обусловлено современным ритмом жизни – монахи «на полную ставку» заняты в активной пастырской работе за пределами монастыря. Даже для монахов и монахинь студитского устава все чаще семикратная молитва звучит требованием, которое невозможно исполнить в повседневной жизни. Разумеется, многое зависит от элементарной монашеской аскезы, особенно от умения сосредоточиться на главном, отвергнув второстепенное. Бесспорен также факт, что характер и качество общих богослужений зависит от организации пространства ad libitum личной молитвы.

Ad fontes

В христианской монашеской традиции независимо от обряда основу келейного правила составляло чтение Псалтири. По Уставу Антония Великого монах, находясь в келье, должен чередовать рукоделие, чтение псалмов и молитву. Постепенно на основе келейной псалмодии стала формироваться практика псалмодии общинной. В текстах Иоанна Кассиана Римлянина есть упоминание о споре монахов: «сколько псалмов должно быть в общинном богослужении». Братия предлагали разное число псалмов: 50, 60 и более. В их спор вмешался ангел, он был более умерен и определил, что для общинного богослужения достаточно 12 псалмов. Кстати сказать, посчитав общее число псалмов в Утрене и Первом часе, мы получим даже на один псалом больше (не учитывая тропари, кондаки, стихиры, каноны и пр.). В таком случае раскритикованное В. Рудейко объединение Утрени и Первого Часа в катехизисе УГКЦ может стать если не поводом к литургической реформе, то хотя бы основанием для определения монашеского минимума: Утреня с Первым часом и Евхаристия. Но вряд ли в приходских храмах удастся заменить ежедневную Божественную литургию св. Иоанна Златоуста на «причастие преждеосвященными Дарами во время краткого богослужения чина Изобразительных», как это предлагает Рудейко, хотя в монашеских общинах эта практика уже сегодня могла бы стать реальностью.

Монашество задавало тон как в общей литургической молитве, так и в практиках молитвы личной. Последняя интересует нас больше, в частности, возрождение молитвы Псалтири. Катехизис УГКЦ «Христос наша Пасха» отмечает, что основу и содержание правила семикратной молитвы составляет «книга Псалмов, поделенная на кафизмы, которые переплетаются с иными молитвами». Постепенно в псалмодию добавлялись гимны, стихиры, тропари, кондаки, ее структура усложнялась, выделившись в отдельную литургическую книгу под названием «Часослов». Сформированная в монашеской традиции структура богослужений византийского Часослова столь сложна (особенно Утреня), что он практически не подходит для личной молитвы. Для сравнения в латинской традиции в последнее время даже миряне начали включать Часослов в личную молитву, а региональные литургические комиссии разработали упрощенные варианты «Часослова для мирян». Однако как форма общей молитвы, Утреня или Вечерня в приходских храмах латинского обряда практикуются редко, преимущественно во время рождественского или Великого Поста.

То есть в латинской традиции существует крайность: общинным богослужением является только св. Месса (Евхаристия), а все прочее относится к пространству личного благочестия. Хотя в византийской традиции понятие литургии значительно шире и включает не только богослужение Евхаристического прославления, ту же самую тенденцию мы отмечаем и в греко-католичестве. Более того – с молитвой по Часослову дела обстоят еще хуже. Если в латинской традиции Часослов хотя бы присутствует в личной молитве не только священников, но и мирян, – в греко-католичестве пространство личной молитвы заполнено множеством различных паралитургическиъ практик вроде «молитв св. Бригитты» и бесчисленного числа «девятниц» или «новенн». Растущая популярность «сакральных туров» в Меджугорье формирует примитивную ментальность разнообразных «вервиц» или «четок», «венчиков», включая и «розарий освобождения», сравнительно недавно «прибывший» к нам из Латинской Америки. Более того, активнейшими «апостолами» таких паралитургических практик зачастую становятся представители монашеских орденов, особенно женских.

Может быть, действительно стоило бы последовать примеру римско-католической Церкви и разработать упрощенный вариант византийского Часослова для мирян, чтобы их личная молитва способствовала облегчению перехода к участию в литургической молитве? В. Рудейко прав, ссылаясь на «древнюю иерусалимскую традицию» и предлагая Первый час как альтернативу «сложной ежедневной Утрени, особенно тогда, когда она совершается не как общинное богослужение, а как личная молитва».

Но кроме Часослова существуют иные литургические Тексты, пригодные для личного молитвенного правила, в частности, новый катехизис УГКЦ вспоминает и Псалтирь, 20 кафизм которой следовало бы прочитывать в течение недели, а также «над усопшим мирянином, выражая его молитву к Богу» (пункт 649). В разделе о практике молитвы на первом месте катехизис дает «молитву псалмами», при этом цитируя св. Василия Великого: «Псалом [...] для нововступающих — это начатки учения, для преуспевающих — приращение ведения, для совершенных — утверждение; это глас Церкви. Он делает празднества светлыми, он производит печаль, яже по Бозе. [...] Псалом — занятие Ангелов, небесное сожительство, духовный фимиам” (пункт 648).

Относительно практики молитвы на четках (по-украински вервица) катехизис ссылается на буллу папы Пия (вышла в 1569), где четки называются «псалтырью Пресвятой Богородицы», и напоминается история возникновения этой молитвы из практики произнесения 150 молитв «Богородице Дево» вместо такого же числа псалмов Давида (пункт 695); причиной этого была неграмотность большинства верующих. Но сегодня, когда все грамотны, что мешает нам возвратиться от «псалтыри Пресвятой Богородицы» к «псалтыри Давида»? Именно Псалтирь могла бы стать своеобразным «часословом для мирян». Тут нет ничего нового – именно так и было в духовной истории Украины, ведь псалтирь оказала решающее влияние на творчество Тараса Шевченко. Именно по аналогии с музыкальным инструментом «псалтирь» украинский поэт и назвал свой сборник «Кобзарь». Именно псалмы сформировали у Шевченко обостренное чувство справедливости и разительные контрасты между «садок вишневий коло хати» и «вражою злою кров’ю». В Закарпатье до сих пор есть миряне (не считая церковных псаломщиков), которые практикуют чтение Псалтири над усопшим. В Галиции эта традиция практически забыта и в подобных обстоятельствах может совершено исчезнуть, ведь греко-католические издательства «Місіонер» и «Свічадо» позаботились о выпуске довольно удобных для ежедневного использования молитвенных псалтирей.

De profundis

Призывы к возрождению молитвенных практик с аргументацией «такова наша давняя традиция» теперь ничего не весят. Большинство верных мыслит весьма прагматически, в том числе и в духовных вопросах. Можно сколько угодно призывать верных совершать паломничества в Зарваницу вместо Меджугорья, но это ничего не даст, ведь в Меджугорье, по словам самих «меджугорцев», они «хорошо себя чувствуют, потому что там живет Богородица». Можно сколько угодно призывать рядом с четками дать преимущество Псалтири, но это никакого успеха не будет иметь, ведь люди, молясь на четках в Меджугорье, «хорошо себя чувствовали», и поэтому уверены, что, продолжая так поступать, они обеспечат себе в будущем не только постоянное «хорошее самочувствие», но и успех в делах мира сего, в частности, в бизнесе и политике. Все это – знаки незрелого и инфантильного подхода к духовности, сформированной неправдой, которая в нашем мире систематически закладывается уже со школьной скамьи. Суть ее такова: современный человек располагает всеми необходимыми средствами, чтобы прожить жизнь без страданий и боли, без духовного мрака и безысходности. Эту иллюзию «подкармливают» СМИ, в первую очередь реклама, ведь для «хорошего самочувствия» нужно совсем немного: жевательная резинка для волшебной улыбки, прокладки для комфорта в критические дни, пиво для дружеского общения, стимулятор мужской потенции и пищеварения, чтобы «чувствовать себя хорошо», даже опорожняясь. Иллюзия технологического прогресса состоит в полном отрицании реалий динамики жизни: человека, который хочет «хорошо себя чувствовать» и отчаянно стремится защитить себя от страданий всеми доступными способами, в том числе и «духовными», рано или поздно ждет время мрака, страданий и боли.

Лишь подлинная духовная жизнь возвращает человека к реальности, связанной с постоянной динамикой состояний: на смену «положительным ощущениям» неофита всегда приходят совершенно ужасные состояния того, кто решил идти дальше. Духовную жизнь можно назвать такой только тогда, когда человек, наперекор опустошающему ощущению богооставленности, наперекор трагическому сценарию жизненных перипетий продолжает твердо предстоять перед Богом. Это высокое искусство жизни в условиях жестокой реальности можно освоить, только пройдя через молитвенную школу Псалтири, где мы постоянно балансируем между вдохновенным «Благослови душе моя Господа» 103 псалма Вечерни и безжалостным «Я сравнялся с нисходящими в могилу; я стал, как человек без силы, между мертвыми брошенный,- как убитые, лежащие во гробе, о которых Ты уже не вспоминаешь и которые от руки Твоей отринуты» псалма 87 из Утрени, от которого кровь стынет в жилах. Какой логикой руководствовался тот, кто подбирал псалмы для Утрени? Как можно начинать день словами «Ты удалил от меня друга и искреннего; знакомых моих не видно»? Конечно же, для тех, кто желает всегда «хорошо себя чувствовать» и тренировать техники «позитивного мышления», - это полный абсурд, но не для тех, кто ищет исцеления в истине, какой бы жестокой она не была. А истина такова, что тяжело устоять, удержать равновесие перед лицом святой Истины, поэтому «а я – едва не пошатнулись ноги мои, едва не поскользнулись стопы мои, - я позавидовал безумным, видя благоденствие нечестивых, ибо им нет страданий до смерти их, и крепки силы их; на работе человеческой нет их, и с прочими людьми не подвергаются ударам... И вот, эти нечестивые благоденствуют в веке сем, умножают богатство» (Пс.72). То есть, для них все устроено так, чтобы они всегда «хорошо себя чувствовали», в том числе и «духовно»: привлекательные предложения паломнических центров и номера люкс в домах духовных упражнений.

«И думал я, как бы уразуметь это, но это трудно было в глазах моих, доколе не вошел я во святилище Божие…» (Пс.72). С современной высокотехнологической цивилизацией связан еще один аспект – проблема чтения как процесса восприятия Текста, с этим непосредственно связана концентрация, сосредоточение. Современному человеку все труднее читать Тексты, наполненные духовным содержанием и символикой. Дело не в герменевтике, не в толковании и понимании, а в потере способности чувствовать вкус Текста, способности принять его в себя и самому присутствовать в нем, войти в Текст как в святилище храма Божьего.

Пример человека, «вкушающего текст», дает нам в образе киевского купца Сидора Сухобруса повесть Ивана Нечуй-Левицкого «Облака». Сидор имел обыкновение в праздничные дни сидеть под раскидистым грушевым деревом, «очень редко переворачивая большие и толстые страницы Печерского патерика». «Удовольствие от текста приходит на более глубинном уровне (и тогда мы действительно можем сказать, что перед нами Текст): когда «литературный» Текст (Книга) переселяется в нашу жизнь, когда другому тексту (тексту Другого) удается написать фрагмент собственной нашей повседневности, когда Текст производит (выделяет) для себе какое-то со-существование» (Ролан Барт).

А тем временем глаза, привыкшие скользить по поверхности газетных колонок, глянцевых журналов и компьютерного монитора, впитывают основы примитивной психологии восприятия, утрачивая способность молитвенно погрузиться в текст, молиться с текстом. На глубину уже не хватает сил, более того, она пугает своей сложной структурой и непонятностью. В повести «Облака» умение Сидора Сухобруса уходить в Текст пугает его дочерей, и они, озабоченные психическим здоровьем отца, прячут подальше от него «опасные» книги.

Итак, «когда разрушены основания, что сделает праведник?» (Пс.10). Что делать в стране, которая веками пребывает в состоянии перманентного транзита и гордится своим «высоким» призванием «моста между Востоком и Западом», не замечая глубины историософского фатализма этой «экуменически-депрессивной» метафоры, суть которой – постоянное пребывание в неопределенности? Продолжительная неопределенность убивает душу, а нахождение в неопределенности – основная характеристика политики транзитных стран, она призвана свести людей с ума неопределенностью – ведь так ими легче манипулировать. Медиа-империи помогают поддерживать атмосферу анемичной покорности, учат быстро забывать, закладывают на ментальном уровне биологические законы адаптации – потерю способности реагировать на внешний раздражитель не только физического, но и духовного характера. Но подлинное мастерство начинается тогда, когда мы ищем ответа на экзистенциальные проблемы, глубоко ранящие нашу и без того исстрадавшуюся суть: болезнь ребенка, смерть в семье, потеря близкого человека, пенсия как осуждение на медленную смерть. Где искать ответа на эти вопросы? У политиков, бизнесменов, в пособиях из серии «self help», в домах духовных упражнений или предложениях сети «сакрального туризма»? что делать, когда с одной стороны мы боимся потерять еще больше, а с другой – перед лицом тех, кто нас призывает припасть к «источникам духовности», чувствуем себя опустошенными, лишними и ненужными. «Как же вы говорите душе моей: «улетай на гору вашу, как птица» (Пс.10). Где мы можем спрятаться от невыносимого нарастающего шума политических лозунгов и лжи предвыборных баталий? Как не слышать шум тех, кого называют «политической элитой»? «Нет в устах их истины: сердце их - пагуба, гортань их - открытый гроб, языком своим льстят.» (Пс.5) Житие преподобного Феодосия Печерского рассказывает, что после захода повечерия донимали его духи: стоило ему присесть, чтобы отдохнуть, раздавался в его пещере шум многочисленных бесов, «словно они ехали на колесницах, иные в бубны били, иные на дудках гудели». Но как только преподобный поднимался и начинал петь Псалтирь Давида, невыносимый шум сразу стихал.

Воистину, Псалтирь – одно из немногих мест, неподвластных медиа-империям, технофашизму «политической элиты», контролю «бизнес-смотрящих» из первых лавок церковных. Этот Текст – не для размышлений, он позволяет войти в целительное присутствие Божие, структурировать «мысленные очи сердца нашего», таким образом создавая культуру присутствия. Миссия Псалтири не теоретическая, а логотерапевтическая (терапия смысла) – придать жизни смысл дать тогда, когда нет ответа на наши экзистенциальные вопросы, когда мы живем в серой зоне неопределенности и перманентного транзита “моста между Востоком и Западом”, когда мы стоим над пропастью безвыходности “экуменической депрессии” современного постхристианского мира, объединеного своим неогностическим “неверием в Христа, пришедшего во плоти” (П. Флоренский). Псалтирь предназначена для случаев, когда мы больше не можем говорить, ни, тем более, продолжать молиться, но мы можем псалмо-действовать с автором 87 псалма «я заключен, и не могу выйти». Псалтирь – это возвращение от культуры значения, порождения барокко и эпохи Просвещения, к средневековой культуре присутствия; это «радикальная готика», где «око слушает» (Поль Клодель) излюбленный псалом поэтов всех народов: «De profundis clamavi ad te, Domine» (Ps.129); это «теология слуха» 140 псалма византийской Вечерни: «Господи, воззвах к тебе, услыши мя». Последнее созвучно духовным интуициям нашей секулярной пустыни, ее представлениям о Божьем слухе как важнейшей черте Его “присутствующего отсутствия” в современном мире (М. Эпштейн). Ведь впервые псалмы прозвучали в пустыне, где глаз постоянно натыкался на миражи и только ухо впитывало присутствие…
Французский богослов Анри де Любак называет Псалтирь «книгой, обильно насыщенной тайнами», в ней пророчества о Христе и Церкви сокровенно переплетаются и говорят «с нами, через нас и в нас»: «От фразы к фразе, а порой в одной и той же фразе, в каком-то постоянном переплетении Христос обращается к нам от Своего Собственного имени, как Спаситель, рожденный от Девы, временами Он становится неотделим от Своих членов - и тогда появляется Церковь, но всегда, пусть и в двоякой роли, говорит одно и то же Его “Я”… В Гефсимании, как и на Голгофе, Иисус мог говорить в Свое имя, но в той же мере Он взывал во имя всего человечества». Поэтому молитва Псалмами означает участие в молитве Христа в самые драматичные минуты Страстной пятницы «Боже мой! Боже мой! для чего Ты оставил меня?» (Пс.21) и победной песне Его Церкви в день Его Воскресения «Да восстанет Бог (в славянском переводе - “Да воскреснет Бог”), и расточатся враги Его, и да бегут от лица Его ненавидящие Его.» (Пс.67).

Но псалмодия, псалмо-действие не будет иметь никакой силы, если отнестись к ней лишь как к дани традиции, к повинности, которую следует все только “отбыть”. Традиция, которая не живет историей жизни людей конкретной земли, становится мертвою, что в свою очередь подталкивает к поиску аргументов в пользу того, чтобы избавиться от этого ненужного балласта. ссылка на авторитет Отцов Церкви и символизм сакрального числа «7» суточного круга молитвы так и останутся темой дискуссий узкого круга богословов и литургистов. Вместе с тем сдвиги в современной гуманитарной науке от “культуры значения” в сторону “культуры присутствия” создают прекрасную возможность для возникновения как богословско-литургического, так и молитвенного движения, которое может родиться благодаря обновленной практике молитвы Псалмами.

Олег Гирник

(оригинал – журнал Патриархат, 4/2012)

текст свящ. Василя Рудейко на укр. языке:
http://dl.dropbox.com/u/50653297/2012-05-seven-times-a-day(rudeyko).pdf

перевод: http://rkcvo.ru/node/522

рисунок: http://l.auberge.espagnole.free.fr/hist/hist113.jpg