Религиозный портрет РКЦВО в первые десятилетия ее существования

Введение

Исполнилось 100 лет с момента, когда разрушилась огромная Российская империя. Кризис был отмечен отмеченный большевистским переворотом 1917 г. Он потряс основы империи, политические, экономические, религиозные…

С чем Россия подходила к этому кризису? Страна модернизировалась, начал формироваться средний класс. Европа была для него открыта – для учебы, работы, жизни… Самодержавие как принцип власти себя исчерпало. Русской Церкви в этом государстве было отведено место одного из министерств. Эта синодальная модель также исчерпала себя.

В такой большой империи как Россия в православной Церкви было собрано много разнородных сил. Самодержавная власть, держала эти силы в повиновении. Когда она исчезла, начался коллапс РПЦ. Позиция народа была неоднозначной. В одних местах люди защищали храмы и монастыри от большевиков, в других, наоборот, с остервенением участвовали в разворовывании церквей и убийстве священников. О православии периода революции 1917 г. было много написано. Немало пишут и сегодня. Каждый исследователь видит ситуацию со своей колокольни. У одних получается христианская матушка-Русь, обманутая большевиками, у других – безбожный народ, который получил что хотел…

В этом сообщении рассматривается лишь очень узкий слой людей – русские греко-католики, политэмигранты в первом поколении. В основном они представляли собой то, что сейчас называют средним классом. Люди более-менее образованные, некоторые даже принадлежали к культурной элите. С каким религиозным багажом эти миряне и представители духовенства бежали из России?

Существующие исторические исследования посвящены биографиям героев-священников и епископов, и практически не показывают ткань религиозной и духовной жизни мирян, обычных людей. Эти люди были вынуждены бороться за выживание на чужбине – как физическое, так и духовное. Герои писали тексты об идее единой Церкви. Вообще это была эпоха увлечения идеями, эпоха идеологий. (Нынешнее поколение Интернета на идеи не возьмешь. Они верят не идеям, а личностям, которые вызывают доверие.)

Основные линии русского православия

По-видимому, у немалого числа образованных православных, при взгляде на дефекты своей Церкви, глаза упирались в синодальную систему. Они считали системными явлениями зависимость от самодержавия и связанные с ней многие пороки.

Реакция на это была многомерная. Мне видятся три основных направления. Линии свв. Иосифа Волоцкого и Нила Сорского – заниматься активным служением государству либо самосовершенствоваться вдали от публики и тем самым способствовать ее спасению. В эмиграции эти линии, очевидно, присутствовали в виде монархического православия, стремящегося к реваншу и более скромной традиции оптинских старцев и им подобных. Оптинские старцы пребывали в большом разочаровании от системы. Их, вместе с некоторыми церковными функционерами, объединяло представление, что нужно заниматься исправлением недостатков не системы, а себя самого. Тогда система перестроится сама, «здоровая монархия» возникнет сама собой в русле «здорового традиционализма».

С третьей стороны, была мода на русскую религиозную философию или, как по-другому говорили, «новое религиозное сознание», где обращались к глобальным вопросам.

Была нужда выразить христианство на языке современной культуры и антропологии. Конечно, административная конкретика там не рассматривалась, точно так же как традиционные понятия духовной жизни – философы до этого не снисходят... Также значительную часть этой философии составляла явная или скрытая критика марксизма.

Остальная часть интеллигенции читала Толстого, Маркса, Блаватскую и старалась держаться подальше от Церкви.

Поскольку у большинства эмигрантов на первом месте стоят вопросы выживания и социальной адаптации, то религия, осознанно или неосознанно, используется как способ снижения боли от травмы потери родины. Коммунизм и атеизм были для русских эмигрантов и реальными и символическими врагами.

Национальность, ослабленное чувство принадлежности к самодержавной России

Некоторым казалось, что католическая Церковь имеет достаточную крепость для того, чтобы избежать кризиса, подобного кризису православия. Теология греко-католичества строилась на идее Римского Понтифика как гарантии независимости Церкви. Среди православного духовенства идея соединения со Святым Престолом получила большее число приверженцев в западных частях России. Эти регионы исторически контактировали с католической Церковью, переживали насильственную русификацию. Кстати экзарх Федоров о потребностях русского греко-католичества писал, что надо составлять греко-католические монашеские конгрегации из русских, белорусов, и обрусевших поляков и литовцев. Тогда это все была Российская империя.

Практически так и было. Этнически нерусские выходцы с западных территорий, были продуктами политики русификации царской России. Учились в русских школах, университетах и семинариях. То есть по культуре, по языку были русскими. Что касается русского самосознания, то оно было у них в определенной мере ослаблено. Это побуждало их в период кризиса РПЦ уйти в католичество. Точно также и люди с ослабленным чувством принадлежности к официальному православию, например, выходцы из староверов…

Вообще сейчас трудно представить себе тогдашние центры национального русского самосознания. И собственно структуру этого самосознания. Вспомним хотя бы «Белую гвардию» Михаила Булгакова (в театральном варианте «Дна Турбиных»), где все герои – это русские интеллигенты с польскими фамилиями, живущие в Киеве.

Неприятие большевизма у ряда верующих сочеталось с личными обидами и претензиями к имперскому самодержавию. У некоторых они стали мотивом для перехода в католичество.

Духовность

Первое поколение русского греко-католического духовенства – это были, в основном, православные священники, воспитанные и обученные в русских семинариях, с их практической набожностью, катехизацией. То, что они называли «католической работой», было традиционное православное пастырство со всеми его достоинствами и недостатками, плюс проповедь власти римского Папы.

То же самое можно сказать о пастве, за исключением того, что уровень ее образования был выше, чем средний тогда по России. Впрочем это было характерно для всей эмиграции того периода. То есть эти люди были стандартными православными, отличающимися от большинства лишь ослабленным чувством принадлежности к церковной системе.

Политэмигрант

После гражданской войны миллионы людей оказались в эмиграции, будучи вынужденными спасать не только свое имущество, но и жизнь. Травма изгнания с Родины была массовой, она переживалась иначе, чем индивидуальная, но не была от этого легче. Народ разделился. Эту травму лишь частично могут понять, те, кто сегодня уезжают из России по экономическим или карьерным соображениям.

Состояние политэмигранта имеет некоторые черты внутренней эмиграции – неприятия духовной атмосферы перемен, происходящих в стране. Поэтому болью и пониманием в нашей душе отзывается драма того и только того поколения, которое оказалось эмигрантской Церкви после 1917 г. Их потомки жили уже в ином экклезиологическом мире, больше в фантазиях, чем в реальности. Со временем эти фантазии все больше отходили от живого опыта людей России.

Это характерно для любой вынужденной эмиграции. В любой стране потомки эмигрантов, возвращаясь на родину предков, оказываются более нетерпимыми и политически радикальными, чем коренное население. Они стремятся, чтобы страна вычеркнула из своего сознания период их изгнания. Так было после падения Восточного блока во всех бывших коммунистических странах.

Это духовная проблема. Она связана с осмыслением травмы, пережитой бегством родительской семьи, собственным покаянием и прощением виновных. Может быть более важна здесь борьба с искушением генерализации – обвинением некой массы людей, составлявших строй, представлявших власть… Надо признать, что немногие люди намерены и способны провести такую внутреннюю работу.

Первые русские греко-католические общины в России стали прототипами эмигрантских греко-католических общин и приходов. Русские католики восточного обряда определили свои отношения с Римом и потом были вынуждены защищать свою идентичность и от православия и от католичества латинского обряда. Важно, что та их часть, которая была способна к рефлексии, сквозь свою судьбу пропустила начатки идеи экуменизма.

Принципиальное отличие от других ГКЦ

Другие ГКЦ в странах Восточной Европы насчитывали сотни тысяч верующих. Это были народные Церкви. Российская ГКЦ с самого начала и по сей день не была народной. Откуда брался ее авторитет? Он был отраженным авторитетом МП – самой большой ПЦ в мире. Чем призрачнее становились перспективы развития в России развития греко-католичества (золотым веком был период Временного правительства в 1917 г.), тем более фантастической становилась эта конструкция – Церковь «русских католиков восточного обряда». Скорее здесь подходит термин «симулякр» из французской философии как некий образ, который изначально имел исторический прототип, но потом прототип исчез, а образ оторвался от него и стал развиваться независимо.

Конечно, важнейшую роль сыграла личная инициатива папы Пия XI, энтузиаста восточного обряда. Если другие национальные ГКЦ как-то существовали у себя на родине, то русские греко-католики были только в эмиграции, там, где реально не было социальной базы, т.е. поддерживающих слоев общества. Вероятность того, что советская власть или рухнет, или трансформируется во что-то терпимое к религии, с каждым годом становилась все слабее. Экзархаты, русский и китайский, которые с самого начала были организованы «на вырост», превратились в почти нематериальные символы существования этой Церкви.

Различие русского ГК и «восточного обряда»

Не следует смешивать русское греко-католичество этого периода и явление, сформировавшееся позже под прямым влиянием руководства КЦ, которое в литературе называют «восточный обряд». Развитием восточного обряда занимались сначала иезуиты, были созданы соответствующие структуры, дело было поставлено на индустриальную основу. Схоластика там смешивалась и перепутывалась с писаниями восточных Отцов…

Оригинального богословия там не было создано, так же, как и в эмигрантской УГКЦ. Напротив, в эмигрантской РПЦ успехи были заметными. (Флоровский занимался неопатристическим синтезом. Шмеман возрождал идею Византии. Мейендорф был патрологом и т.д…)

Русские православные в эмиграции создали новую православную культуру, будучи довольно слабо знакомыми с католическим богословием. Русские католики ничего такого не создали, среди них не было выдающихся мыслителей. Они вышли в широкое поле католического богословия, для них это была непривычная материя, слишком много всего. Богословие русского католичества свелось к апологии папства как источника единства Церкви. Это выглядело как весьма односторонне развитое, хотя и оригинальное церковное явление. В России их никто не читал, не было среды. Их читали только такие же собратья-эмигранты. В Варшаве издавался журнал «Китеж», он доходил до Харбина . Темы там были в основном связанные с историей и теологией папства.

Примеры

Патапий

(Существует известная книга К. Н. Николаева «Восточный обряд», ее рекламируют как произведение, направленное против униатства. Это был присяжный поверенный, который в 20-30-х годах работал при управлении делами православной Церкви. Потом он представлял интересы зарубежной русской православной Церкви в Польше. Он пытался отбивать имущество православной Церкви у поляков и, наверное, украинцев. Это серьезный человек, который много знал. Он дает альтернативный взгляд на вещи, которые описывались в апологетических книжках русских греко-католиков. Оперирует цифрами, любопытно, что общее число греко-католиков в столицах и в России он называл 8 тысяч.) Была характерная история с неким отцом Патапием Емельяновым, который присоединился к греко-католикам, и героически привел с собой 50 тысяч крестьян из деревень под Луганском. По словам Николаева, один из его «догматических» аргументов, которые обратили крестьян в истинную веру, был такой – забирайте землю у помещиков, надо всё у них отнять. В книге Бурмана подтверждается, что белые сажали Патапия за большевистскую агитацию, потом советская власть его отпустила и даже отдала ему храм...

Приход в Харбине

Единственным местом, где русские эмигранты жили компактно, был Китай. Там после гражданской войны образовалась большая русская колония. В Манчжурии было 150 тысяч русских, это местная колония КВЖД плюс эмиграция после гражданской войны. Половина из них жила в Харбине. В Харбине был греко-католический приход, в котором в 30-х годах было 150 человек. На эти 150 прихожан приходилось 5 священников и около 30 монашествующих, в основном сестер. (Пропорция от 150 тысяч народа – это одна десятая процента. Это примерно тот же процент, который сейчас мы имеем в России: 150 тысяч католиков от 150 миллионов населения.) Такой состав греко-католической группы говорит или об исключительной пастырской близости, или об исключительной клерикализации этой Церкви. Что было на самом деле – установить трудно.

(К. Николаев пишет о сильном давлении на греко-католиков со стороны православных в Харбине. А какой-то римско-католический священник пишет о прекрасных отношениях с православными.)

Пример: Евхаристия на периферии церковного сознания

Надо думать, что русские – и православные и греко-католики имели в основном обрядовое, литургическое богословие. Духовность была основана на не очень серьезно изученных святоотеческих поучениях, культах святых. В этой духовности Евхаристия занимала место на периферии. Литургическое богословие включало достаточно произвольные символические толкования действий священника и предметов литургии. Это порождало (и порождает до сих пор) крайне болезненную чувствительность к обряду богослужения, непонимание, что действительно важно, а что второстепенно.

В это время в католической Церкви уже активно практиковались частое причащение и евхаристические паралитургии. Казалось, что этим она выгодно отличается православия. Хотя славянская литургия была более продвинутой, чем тогдашняя месса, по ряду показателей – понятности языка, участия народа, причащения двумя видами…

Духовенство старалось всячески подтягивать евхаристический аспект религиозности русских греко-католиков. Об этом писал еще Федоров в своих письмах о «недостатке в евхаристическом культе и внелитургических богослужениях» . Одна из конференций священников по делу церковной унии в 1931 г. в Пинске также обращала внимание на «оживление практики евхаристии».

Там же Федоров писал, что хорошо бы восстановить «древние обряды» православия, возможно эллинизировать нынешние, но никак не латинизировать их. Не было понимания острой необходимости заново осознать всю церковную традицию. Взаимоотношения с латинянами носили характер соперничества, переходящего во вражду. До сих пор остаются их рудименты, осложненные национальными конфликтами XX века.

Политические взгляды и судьба

Религиозная политизация беженца

У беженцев эмиграция вызывает глубокие душевные процессы. Эти люди приняли вынужденное решение покинуть свою родину ради более безопасной жизни. Не навсегда, а лишь до момента исчезновения опасности. Однако жить лишь ожиданием возвращения трудно, если не сказать, невозможно. Прошлое пробивается амбивалентным отношением к стране пребывания. Лучше устроенная жизнь и более человечное отношение вызывают ненависть. Беженец крайне чувствителен к вестям с бывшей родины. Обиды побуждают его строить апокалиптические сценарии краха родины… Стремление уйти от собственных проблем в новой стране может привести к чрезмерной идеализации либо демонизации родной страны. У верующего все это, разумеется, проявляется на религиозном плане. Вылезают предпочтения, о которых он возможно раньше не задумывался.

Политэмигрант эмоционально очень вовлечен в политическую сферу. Он переживает кризис социальной идентичности и ему трудно развести сферы религиозного и политического. Религиозная тема примата Папы, его безошибочности была исключительно важной для русских католиков, потому что это была тема власти. Самый больной для них темой. Власти, которой можно довериться, на которую можно поставить и которая не обманет… Власти, на которой можно воссоздать новую Россию и обновленное мировое православие. (Поддержка со стороны тогдашнего Папы Пия XI отчасти напоминала ситуацию 1990х, когда русских католиков здесь поддерживал Папа Иоанн Павел II.)

Что-то подобное происходило и в православной среде. Отец Александр Шмеман, «главный литургист» РПЦЗ, вместе с братом воспитывался в гуще русской монархической эмиграции. Ему удалось преодолеть ее местечковую патриотическую закрытость, выйти на тему мирового православия.

Одновременно русские эмигранты католики имели потребность в своей маленькой Церкви как в островке уже «модернизированной» исторической родины, связанной со Св. Престолом. Связывали с ней мечту о новой России. Это в определенном смысле был уход от действительности.

Был ли комплекс жертвы?

Жалеть себя как жертву обстоятельств – это такой блок, который позволяет полностью войти лишь в такое сообщество, которое ощущает себя коллективной жертвой. В богословском смысле жертва – это то, что уходит к Богу, радостный акт. Теологическое сознание жертвы придает человеку достоинство встречать настоящий момент без ухода в мечтания. В этом смысле крайне не хватает свидетельств пастырской работы русских греко-католических священников в эмиграции. Только описания последних лет Леонида Федорова проливают свет на то, как проходила в нем самом эта духовная работа. Собственно эти страдания освобождали его от изначального идеологизированного понимания своей миссии.

Пафос инструментальности

В 1917 г. и позже в разгар своего кризиса РПЦ нуждалась в помощи и проявляла некоторые знаки желания принять ее от католической Церкви через русских католиков. Пример – благосклонное отношение Патриарха Тихона к экзарху Федорову, встречи священников РПЦ и РКЦВО.

Еще Папа Лев XIII выразил теологию восточных католических Церквей. Поэтому РКЦВО воспринимала себя как инструмент спасения РПЦ, посредницу в выходе ее из кризиса через воссоединение с КЦ. (Фатимское пророчество сыграло тут позже немалую роль.) Это сильный мотивационный фактор.

Сейчас отношения католической и православной Церквей строятся так, что этот инструмент не нужен, наоборот, путает их прямой диалог. Рим и сообщество православных Церквей могут прямо договариваться о приемлемой форме взаимодействия, искать компромисс между папской моделью и соборной. Феномен русских греко-католиков, потерявших исходную идентичность, вряд ли принесет здесь пользу.

Что теперь?

Исторический вызов прошел. Стремление жить инструментальным пафосом первых русских греко-католиков сегодня представляет собой нездоровую мотивацию. Коммунизм как государственный строй умер. В России возрождается государственная Церковь. Она пока находится на подъеме, у русского католичества нет здесь серьезной социальной базы. Молиться за единство Церкви и за МП – это всегда хорошо, но для этого не надо придумывать специальную РКЦВО.

Для осуществления литургической и духовной традиции славянской Церкви, пребывающей в полном общении с Римским престолом, необходимо серьезного очистить эту традицию. Эта задача должна лежать на живых поместных греко-католических Церквях, где есть народ в социологическом смысле, носитель живой традиции. У русской греко-католической Церкви народа в этом смысле нет.

Выводы

Здесь стоит кратко сформулировать несколько тезисов:

• Первые русские греко-католики послереволюционных лет были в полном смысле православными, несущими на себе основные проблемы русского православия того периода.
• У них было ослаблено чувство принадлежности либо к русской православной Церкви как организационной структуре либо к русскому самодержавию.
• Все они были политэмигрантами, что в значительной мере влияло на их религиозное сознание, не позволяло правильно разделять политику и религию. Основными темами их рефлексии были историческая апология папства и антикоммунизм.
• В основном эти люди принадлежали к тому слою, который сегодня называют средним классом. Однако положение беженцев делало из них бедных людей, которые и являются приоритетом для КЦ.
• Им пришлось нести на себе грех разделения Церквей. В силу своей предыстории и травмы эмиграции они вероятно были чрезмерно вовлечены в вопросы церковной власти, в литургические обряды как маркер принадлежности к подлинной «славянской церковной традиции». Ошибочно считая себя необходимым инструментом в деле соединения Церквей, они в то же время защищались от влияния латинской Церкви
Однако страдания очищают.

Примечания

1 Бурман. Леонид Федоров. Гл. 4.

2 Procatholic.ru. Русские католики. Архимандрит Николай Алексеев.

3 Бурман. Леонид Федоров. Гл. 4.

С. Николенко

11.09.2017