Великий четверг: от ветхозаветной Пасхи к Пасхе Нового Завета

Рассмотрев в предшествующей серии очерков контекст Страстной седмицы и ее начало, мы приблизились, наконец, к Великому четвергу, которым открывается непосредственное воспоминание Пасхальной тайны Христа. Наступает тот короткий период, когда богослужение литургическими средствами воссоздает соответствующие этим дням главные спасительные события евангельской истории: в четверг это Тайная Вечеря, прощальная беседа Иисуса с апостолами, гефсиманское борение; в пятницу – взятие Христа под стражу, суд над Ним, поругание, крестный путь, Голгофа, смерть Иисуса и Его погребение; в субботу – пребывание тела Христа во гробе и незримое для людей сошествие Его души во ад; и в воскресенье – отверстый гроб и первые явления Воскресшего.

Обобщая смысл трех последних дней Страстной седмицы можно повторить слова выдающегося французского богослова и литургиста XX в. Луи Буйе (Louis Bouyer): «В Великий четверг мы увидим в Евхаристической Трапезе добровольное принесение воплощенным Словом Себя в дар: приношение Богу воспринятого Словом человечества – в предварении той кровавой жертвы, которая последовала за этим жертвоприношением. В Страстную пятницу мы будем лицезреть само жертвоприношение Богочеловека на кресте. После Великой субботы сошествия во ад, во время Пасхальной ночи, мы станем, наконец, свидетелями восставления Нового человека; славы, рожденной из уничижения; жизни, воскресающей из гроба. И во всем этом мы будем лишь созерцать Бога, примирившего Себе всё в Иисусе Христе (ср. Кол 1:20)».

Следует заметить, что к последовательному воспоминанию евангельских событий этих дней, какое мы видим сейчас во всех литургических традициях, христиане пришли далеко не сразу. Если взять упоминавшиеся уже заметки анонимной паломницы о богослужениях в Иерусалиме в конце IV в., известные под названием «Паломничество Эгерии», то из них явствует, что в ту пору христиане в течение нескольких дней почти непрестанным бдением вспоминали Христовы страсти и воскресение как единое целое. Впрочем, уже тогда обнаруживается стремление к некоторой, пусть и нечеткой, последовательности воссоздания событий. Так, по свидетельству современницы, в четверг пополудни народ собирается в Мартириуме, где совершается Евхаристия; затем следует еще одна Евхаристия на месте, именуемом «За Крестом», и вся эта серия служб завершается в храме Воскресения. После короткого ужина все направляются на гору Елеон для пения гимнов и псалмов, а также чтений и молитв вплоть до глубокой ночи, когда совершается процессия в Имвомон, где пение гимнов продолжается до первых криков петухов, а затем процессия спускается вниз в церковь на месте Гефсиманского борения Иисуса. Там совершается короткая служба воспоминания, и процессия движется дальше к месту взятия Иисуса под стражу для еще одной короткой службы. Наконец процессия возвращается в атриум «у Креста», где читается Евангелие о суде Пилата. Хотя весь этот круг богослужений (с перерывом на короткий ужин) длился примерно с 2 часов дня до рассвета следующего дня, некоторые неутомимые верующие отправлялись еще в Сион для службы у Колонны бичевания. Следующий круг богослужений начинался в 3-м часу (т.е. поздним утром) в пятницу с поклонения древу Креста и другим реликвиям, длившегося до полудня. У Креста совершалась служба с чтением Страстей, перемежавшихся молитвами и псалмами, затем молитвенное богослужение совершалось в Мартириуме, за которым следовала короткая служба в храм Воскресения, завершавшаяся в 9-м часу. Наконец, в субботу вечером начиналось Пасхальное бдение, длившеся до утра. (Более детально читатели могут обо всем этом узнать из русского перевода самого памятника).

Однако в так называемом «Армянском лекционарии», отражающем практику Иерусалимской Церкви 1-й пол. V в., мы обнаружим значительно более заметную привязку богослужений Страстной седмицы к конкретным событиям евангельской истории и местам, где они происходили. С этого времени наметилась тенденция к тому, что современные литургисты назвали «историзацией» литургического времени (т.е. к последовательной передаче событий священной истории в соответствующее им временные промежутки), а с другой стороны – к экономии времени и пространства, ввиду чего процессии укорачивались, одни службы включались в другие и т.п. Этот процесс в Иерусалиме в основном завершился в VIII в., и сложившийся там круг богослужений Страстной седмицы был в том или ином виде заимствован большинством других поместных Церквей, где он приобрел собственные отличия, породив то многообразие литургических и паралитургических традиций, которое представлено на сей день в христианском мире.

Как уже отмечалось, в современной Римско-Католической Церкви промежуток с вечера Великого четверга до дня Христова Воскресения включительно называется Священным Пасхальным Триденствием (Sacrum triduum paschale). Этот термин, в основе которого определенно лежит аллюзия слов Христа о Его трехдневном пребывании «в сердце земли» и о воскресении в третий день (ср. Мф 12. 40; 17. 23 и др.), не является неологизмом, а восходит как раз к той эпохе, когда литургическое воспоминание событий священной истории происходило еще без стремления воссоздать их прямую последовательность. Впервые он засвидетельствован у Амвросия Медиоланского, который относит его к тем дням, когда вспоминаются страсти и воскресение Христа (Послание 23. 12-13). У Августина упоминается «триденствие, в которое Господь умер и воскрес», «священнейшее триденствие Господа распятого, погребенного и воскресшего».

Триденствие начиналось с вечера Великого четверга, и первоначально основные службы этих дней приходились на вечернее время. В Раннее Средневековье произошло постепенное смещение главных служб четверга и субботы (а на Западе также пятницы) Страстной седмицы с вечера на утро (в основном это происходило ввиду требований соблюдения евхаристического поста – полного воздержания от пищи и питья с полуночи перед Причащением). К эпохе Зрелого Средневековья это закрепилось в большинстве литургических традиций Востока и Запада. Самым печальным последствием такого перемещения стало падение популярности этих богослужений, с особой силой проявившееся на латинском Западе. Возвращение службам Пасхального Триденствия их первоначального значения произошло благодаря мощному Литургическому движению в Западной Европе XIX-XX вв. Постепенное сокращение и смягчение евхаристического поста позволило Римско-Католической Церкви вернуться к вечернему совершению основных служб последних дней Страстной седмицы и некоторому пересмотру их чинопоследований в 1955 г.

Уместно подчеркнуть, что воспоминание Пасхальной тайны начинается именно с вечера Великого четверга, когда Христос совершил последнюю вечерюс учениками, на которой Он установил Таинство Евхаристии и которую поэтому мы называем Тайной Вечерей. В византийской традиции это тот редкий случай, когда полная Божественная Литургия инкорпорирована в Вечерню (точно так же она встроена в Вечерню при наступлении таких великих праздников, как Рождество Христово, Богоявление и, наконец, Христово Воскресение – ведь исходно оно начиналось Вечерней Великой субботы, к чему мы еще вернемся в завершающем очерке этого цикла). Хотя в Православной Церкви известны отдельные попытки совершать эти службы в вечернее время, пока это лишь единичные пастырские инициативы. Но, так или иначе, даже будучи совершаема утром, «номинально» Божественная Литургия Великого четверга относится к вечеру этого дня.

Именно Тайная Вечеря, с которой начинается воспоминание важнейших спасительных событий, является главным связующим звеном между Пасхой ветхозаветной – и новозаветной. Не будем сейчас вдаваться в выяснение спорного среди экзегетов вопроса о Тайной Вечере, была ли она ритуальным иудейским пасхальным ужином (седером) или какой-то иной религиозной трапезой (хавурой). Ведь даже те исследователи, которые не склонны считать Тайную Вечерю седером, не отрицают того, что она была совершена в контексте иудейской Пасхи и содержала подчеркнутые пасхальные коннотации.

Предание Церкви обращает особое внимание на слова Иисуса о Новом Завете (т.е. Союзе) в Его крови (ср. Лк 22:20), сказанные Им, когда Он преподал апостолам чашу: Иисус, пришедший не нарушить Закон, но исполнить (ср. Мф 5:17), совершив законную вечерю, тем самым окончательно исполнил Ветхий Завет, а сразу же после этого установил Новый Завет, – союз с верующими в Него, – скрепив его уже не кровью жертвенных животных, а собственной кровью. Об этом, говорит, в частности, Иоанн Дамаскин в «Точном изложении православной веры»: «В горнице святого и славного Сиона, вкусивши со своими учениками ветхозаветную пасху и исполнив Ветхий Завет, Он умыл ноги ученикам, показывая (этим) символ святого крещения, и потом, преломив хлеб, дал им, говоря: приимите, ядите, cиe есть Тело Мое…»

В службе воспоминания Тайной Вечери в римской традиции об этом же говорится в гимне, звучащем уже после завершения Мессы (Pange, lingua, gloriosi Corporis mysterium), текст которого приписывается столь высоко ценившему наследие Дамаскина Фоме Аквинскому (перевод мой):

…В ночь, когда возлег меж братьев
на последней вечере,
Он, сперва Закон исполнив
по уставам древности,
дал затем иную пищу
собранным Двенадцати.

Слово-Плоть, Он словом сделал
хлеб Своею Плотию
и вино соделал в чаше
Кровию Христовою:
то, что недоступно чувствам
сердце видит верою.

Очень существенно, что для установления Евхаристии Иисус избрал время ветхозаветной Пасхи, ведь совершая последнюю вечерю со апостолами во время Пасхальной трапезы, Он наделил иудейскую Пасху конкретным смыслом: Его переход к Отцу через смерть и воскресение – новая Пасха – предвозвещен в Тайной Вечере и совершается в Евхаристии, которая довершает иудейскую Пасху и предвозвещает окончательную Пасху Церкви во славе Царства Божия.

Как трапеза любви Тайная Вечеря началась с того, что Иисус омыл ноги ученикам. Евангельское чтение об этом событии (Ин 13) присутствует в Литургии Великого четверга как в византийской, так и в римской традиции. Обряд омовения ног в начале этой службы известен с древности во многих поместных Церквах. В Римско-Католической Церкви, где долгое время он сохранялся только в папском богослужении, в последние десятилетия он восстановлен и в приходской литургической практике: священник символически омывает ноги двенадцати (а кое-где и всем) прихожанам. Тема общения любви звучит этот день и в известном гимне Congregavit nos in unum Christi amor, датирующемся VIII в. (перевод мой):

Где любовь есть истинная, там и есть Господь.

Собрала любовь Христа нас воедино.
Будем радоваться в Нем и веселиться.
В страхе Божьем и любви к живому Богу
от души возлюбим искренне друг друга.

И собравшись, в единении сердечном
будем бодрствовать, разладов избегая.
Пусть исчезнут злые свары и раздоры.
Да пребудет среди нас Христос Владыка.

И с блаженными представ перед Тобою,
да увидим лик Твой, Господи, во славе
и безмерного святого ликованья
нескончаемо сподобимся навеки.

С Тайной Вечерей настает «Час Иисуса»: «Отче! пришел час, прославь Сына Твоего, да и Сын Твой прославит Тебя…» (Ин 17:1). Но за Часом Иисуса неизбежно наступает и «час князя тьмы»: «Идет князь мира сего, и во мне не имеет ничего» (Ин 14:30). В римской литургической традиции воспоминание временного торжества сил тьмы сопровождается погружением храма во мрак и своего рода его ритуальной профанацией, десакрализацией важнейшей части храмового пространства. В Великий четверг по окончании Мессы совершается весьма необычный обряд. Алтарные покровы снимаются с престола, то есть обнажается то место, где ежедневно перед глазами верующих является живой Христос под видом хлеба и вина: ведь сейчас Иисус взят под стражу, над Ним будут глумиться, воины сорвут с Него одежды. Именно это символически изображается обнажением алтаря. А дарохранительница – место постоянного присутствия Христа в храме – предстает взорам присутствующих опустошенной: Святые Дары переносятся в одну из боковых часовен храма, где верующие могут еще долго совершать безмолвное поклонение, во исполнение гефсиманского призыва Христа пободрствовать с Ним.

Незадолго до этого смолкают до пасхальной ночи храмовые колокола и колокольчики: их заменяют глухие деревянные колотушки. Перестает звучать орган, уступая место лишь пению без сопровождения. Из кропильниц при входах в храмы исчезает освященная вода. Неисповедимое Божественное истощание (кенозис) символически сопровождается истощением всех природных стихий.

Петр Сахаров

http://www.taday.ru/text/971575.html